Неточные совпадения
Г-жа Простакова (стоя на коленях). Ах, мои батюшки, повинную
голову меч не сечет. Мой грех! Не губите меня. (К Софье.) Мать ты моя родная, прости меня. Умилосердись надо мною (указывая на мужа и сына) и над
бедными сиротами.
— Ах, Павел Иванович, Павел Иванович! — говорил старик Муразов, качая <
головою>. — Как вас ослепило это имущество! Из-за него вы и
бедной души своей не слышите!
Мой
бедный Ленский! изнывая,
Не долго плакала она.
Увы! невеста молодая
Своей печали неверна.
Другой увлек ее вниманье,
Другой успел ее страданье
Любовной лестью усыпить,
Улан умел ее пленить,
Улан любим ее душою…
И вот уж с ним пред алтарем
Она стыдливо под венцом
Стоит с поникшей
головою,
С огнем в потупленных очах,
С улыбкой легкой на устах.
Володя и старший Ивин нагнули ему
голову и поставили ее на лексиконы; я и Сережа схватили
бедного мальчика за тоненькие ноги, которыми он махал в разные стороны, засучили ему панталоны до колен и с громким смехом вскинули их кверху; младший Ивин поддерживал равновесие всего туловища.
Он душевно был тронут слезами
бедной матери, и это одно только его смущало и заставляло задумчиво опустить
голову.
И тут только понял он вполне, что значили для нее эти
бедные, маленькие дети-сироты и эта жалкая, полусумасшедшая Катерина Ивановна, с своею чахоткой и со стуканием об стену
головою.
Голова бедного калмыка упала к ногам коменданта.
Чтоб утешить
бедного Савельича, я дал ему слово впредь без его согласия не располагать ни одною копейкою. Он мало-помалу успокоился, хотя все еще изредка ворчал про себя, качая
головою: «Сто рублей! легко ли дело!»
Бальзаминов. Ах, маменька, не мешайте! Представьте, маменька, я,
бедный молодой человек, хожу себе по улице, и вдруг что же? И вдруг теперь поеду в коляске! И знаете, что мне в
голову пришло? Может быть, за Пеженовой сад отдадут в приданое: тогда можно будет забор-то разгородить, сады-то у них рядом, и сделать один сад. Разных беседок и аллей…
Оттого, что я не привык думать, как богатые люди думают; все думал так, как
бедные думают; вот оно теперь богатство-то в
голове и не помещается.
Отчего по ночам, не надеясь на Захара и Анисью, она просиживала у его постели, не спуская с него глаз, до ранней
обедни, а потом, накинув салоп и написав крупными буквами на бумажке: «Илья», бежала в церковь, подавала бумажку в алтарь, помянуть за здравие, потом отходила в угол, бросалась на колени и долго лежала, припав
головой к полу, потом поспешно шла на рынок и с боязнью возвращалась домой, взглядывала в дверь и шепотом спрашивала у Анисьи...
Послушай: хитрости какие!
Что за рассказ у них смешной?
Она за тайну мне сказала,
Что умер
бедный мой отец,
И мне тихонько показала
Седую
голову — творец!
Куда бежать нам от злоречья?
Подумай: эта
головаБыла совсем не человечья,
А волчья, — видишь: какова!
Чем обмануть меня хотела!
Не стыдно ль ей меня пугать?
И для чего? чтоб я не смела
С тобой сегодня убежать!
Возможно ль?
— Вы, говорят, журите всех: кому-то
голову намылили, что у
обедни не был, бабушка сказывала…
Je compte sur vous, ma belle et bonne amie, et j’attends la reponse…» [
Бедная моя
голова, я с ума схожу!
В университете Райский делит время, по утрам, между лекциями и Кремлевским садом, в воскресенье ходит в Никитский монастырь к
обедне, заглядывает на развод и посещает кондитеров Пеэра и Педотти. По вечерам сидит в «своем кружке», то есть избранных товарищей, горячих
голов, великодушных сердец.
— Прижмите руку к моей
голове, — говорила она кротко, — видите, какой жар… Не сердитесь на меня, будьте снисходительны к
бедной сестре! Это все пройдет… Доктор говорит, что у женщин часто бывают припадки… Мне самой гадко и стыдно, что я так слаба…
Бедная рассказывала иногда с каким-то ужасом и качая
головой, как она прожила тогда целые полгода, одна-одинешенька, с маленькой дочерью, не зная языка, точно в лесу, а под конец и без денег.
В этой, по-видимому, сонной и будничной жизни выдалось, однако ж, одно необыкновенное, торжественное утро. 1-го марта, в воскресенье, после
обедни и обычного смотра команде, после вопросов: всем ли она довольна, нет ли у кого претензии, все, офицеры и матросы, собрались на палубе. Все обнажили
головы: адмирал вышел с книгой и вслух прочел морской устав Петра Великого.
Там высунулась из воды
голова буйвола; там
бедный и давно не бритый китаец, под плетеной шляпой, тащит, обливаясь потом, ношу; там несколько их сидят около походной лавочки или в своих магазинах, на пятках, в кружок и уплетают двумя палочками вареный рис, держа чашку у самого рта, и время от времени достают из другой чашки, с темною жидкостью, этими же палочками необыкновенно ловко какие-то кусочки и едят.
Я вернулся домой; но образ
бедной Акулины долго не выходил из моей
головы, и васильки ее, давно увядшие, до сих пор хранятся у меня…
Небольшое сельцо Колотовка, принадлежавшее некогда помещице, за лихой и бойкий нрав прозванной в околотке Стрыганихой (настоящее имя ее осталось неизвестным), а ныне состоящее за каким-то петербургским немцем, лежит на скате
голого холма, сверху донизу рассеченного страшным оврагом, который, зияя как бездна, вьется, разрытый и размытый, по самой середине улицы и пуще реки, — через реку можно по крайней мере навести мост, — разделяет обе стороны
бедной деревушки.
Бедный Петр Петрович провел рукой по лицу, подумал и тряхнул
головою.
Люди могли защищаться от гнуса сетками, но лошадям пришлось плохо. Мошкара разъедала им губы и веки глаз.
Бедные животные трясли
головами, но ничего не могли поделать со своими маленькими мучителями.
Пророчество ее скоро сбылось; по счастию, на этот раз гроза пронеслась над
головой ее семьи, но много набралась
бедная горя и страху.
—
Бедный Сунгуров! — повторил лекарь, качая
головой.
Как ни проста, кажется, была должность Карла Ивановича, но отец мой умел ей придать столько горечи, что мой
бедный ревелец, привыкнувший ко всем бедствиям, которые могут обрушиться на
голову человека без денег, без ума, маленького роста, рябого и немца, не мог постоянно выносить ее.
Сзади ехали две девушки в кибитке на целой груде клади, так что
бедные пассажирки, при малейшем ухабе, стукались
головами о беседку кибитки.
Солоха, испугавшись сама, металась как угорелая и, позабывшись, дала знак Чубу лезть в тот самый мешок, в котором сидел уже дьяк.
Бедный дьяк не смел даже изъявить кашлем и кряхтением боли, когда сел ему почти на
голову тяжелый мужик и поместил свои намерзнувшие на морозе сапоги по обеим сторонам его висков.
«Не любит она меня, — думал про себя, повеся
голову, кузнец. — Ей все игрушки; а я стою перед нею как дурак и очей не свожу с нее. И все бы стоял перед нею, и век бы не сводил с нее очей! Чудная девка! чего бы я не дал, чтобы узнать, что у нее на сердце, кого она любит! Но нет, ей и нужды нет ни до кого. Она любуется сама собою; мучит меня,
бедного; а я за грустью не вижу света; а я ее так люблю, как ни один человек на свете не любил и не будет никогда любить».
Слово, кинутое так звонко, прямо в лицо грозному учителю, сразу поглощает все остальные звуки. Секунда молчания, потом неистовый визг, хохот, толкотня. Исступление охватывает весь коридор. К Самаревичу проталкиваются малыши, опережают его, становятся впереди, кричат: «бирка, бирка!» — и опять ныряют в толпу. Изумленный, испуганный
бедный маниак стоит среди этого живого водоворота, поворачивая
голову и сверкая сухими, воспаленными глазами.
Проведя в журнале черту, он взглянул на
бедного Доманевича. Вид у нашего патриарха был такой растерянный и комично обиженный, что Авдиев внезапно засмеялся, слегка откинув
голову. Смех у него был действительно какой-то особенный, переливчатый, заразительный и звонкий, причем красиво сверкали из-под тонких усов ровные белые зубы. У нас вообще не было принято смеяться над бедой товарища, — но на этот раз засмеялся и сам Доманевич. Махнув рукой, он уселся на место.
На меня рассказ произвел странное впечатление… Царь и вдруг — корова… Вечером мы разговаривали об этом происшествии в детской и гадали о судьбе
бедных подчасков и владельца коровы. Предположение, что им всем отрубили
головы, казалось нам довольно правдоподобным. Хорошо ли это, не жестоко ли, справедливо ли — эти вопросы не приходили в
голову. Было что-то огромное, промчавшееся, как буря, и в середине этого царь, который «все может»… Что значит перед этим судьба двух подчасков? Хотя, конечно, жалко…
Бедный француз забился туда и, выставив
голову, стал ожидать, что его питомцы догадаются принести ему платье.
— У меня там, — говорил Ипполит, силясь приподнять свою
голову, — у меня брат и сестры, дети, маленькие,
бедные, невинные… Она развратит их! Вы — святая, вы… сами ребенок, — спасите их! Вырвите их от этой… она… стыд… О, помогите им, помогите, вам бог воздаст за это сторицею, ради бога, ради Христа!..
Недавно все говорили и писали об этом ужасном убийстве шести человек этим… молодым человеком, и о странной речи защитника, где говорится, что при
бедном состоянии преступника ему естественно должно было прийти в
голову убить этих шесть человек.
В комнате не было свечей; свет поднявшейся луны косо падал в окна; звонко трепетал чуткий воздух; маленькая,
бедная комнатка казалась святилищем, и высоко, и вдохновенно поднималась в серебристой полутьме
голова старика.
Настасья Карповна была женщина самого веселого и кроткого нрава, вдова, бездетная, из
бедных дворянок;
голову имела круглую, седую, мягкие белые руки, мягкое лицо с крупными, добрыми чертами и несколько смешным, вздернутым носом; она благоговела перед Марфой Тимофеевной, и та ее очень любила, хотя подтрунивала над ее нежным сердцем: она чувствовала слабость ко всем молодым людям и невольно краснела, как девочка, от самой невинной шутки.
Сборы на Самосадку вообще приняли грустный характер. Петр Елисеич не был суеверным человеком, но его начали теснить какие-то грустные предчувствия. Что он высидит там, на Самосадке, а затем, что ждет
бедную Нюрочку в этой медвежьей глуши? Единственным утешением служило то, что все это делается только «пока», а там будет видно. Из заводских служащих всех лучше отнесся к Петру Елисеичу старый рудничный надзиратель Ефим Андреич. Старик выказал искреннее участие и, качая
головой, говорил...
Девки зашептались между собой, а
бедную Аграфену бросило в жар от их нахальных взглядов. На шум голосов с полатей свесилась чья-то стриженая
голова и тоже уставилась на Аграфену. Давеча старец Кирилл скрыл свою ночевку на Бастрыке, а теперь мать Енафа скрыла от дочерей, что Аграфена из Ключевского. Шел круговой обман… Девки потолкались в избе и выбежали с хохотом.
Но тем не менее Женни, однако, сильно интересовала собою
бедные живыми интересами
головы уездных барынь и барышень.
Наконец, этим летом, когда семья нотариуса уехала за границу, она решилась посетить его квартиру и тут в первый раз отдалась ему со слезами, с угрызениями совести и в то же время с такой пылкостью и нежностью, что
бедный нотариус совершенно потерял
голову: он весь погрузился в ту старческую любовь, которая уже не знает ни разума, ни оглядки, которая заставляет человека терять последнее — боязнь казаться смешным.
Бедная,
бедная,
бедная я —
Казенка закрыта,
Болит
голова…
— Я сейчас прочитала в вашей записке, что эта
бедная… простите, имя у меня исчезло из
головы…
Бедные лошади, искусанные в кровь, беспрестанно трясли
головами и гривами, обмахивались хвостами и били копытами в землю, приводя в сотрясенье все свое тело, чтобы сколько-нибудь отогнать своих мучителей.
Отчаянный крик испуганной старухи, у которой свалился платок и волосник с
головы и седые косы растрепались по плечам, поднял из-за карт всех гостей, и долго общий хохот раздавался по всему дому; но мне жалко было
бедной Дарьи Васильевны, хотя я думал в то же время о том, какой бы чудесный рыцарь вышел из Карамзина, если б надеть на него латы и шлем и дать ему в руки щит и копье.
И Филипп с этими словами нагибается на правую сторону и, подергивая вожжой из всех сил, принимается стегать
бедного Дьячка по хвосту и по ногам, как-то особенным манером, снизу, и несмотря на то, что Дьячок старается из всех сил и воротит всю бричку, Филипп прекращает этот маневр только тогда, когда чувствует необходимость отдохнуть и сдвинуть неизвестно для чего свою шляпу на один бок, хотя она до этого очень хорошо и плотно сидела на его
голове.
Насколько мне понравились твои произведения, я скажу только одно, что у меня
голова мутилась, сердце леденело, когда читала их: боже мой, сколько тут правды и истины сказано в защиту нас,
бедных женщин, обыкновенно обреченных жить, что как будто бы у нас ни ума, ни сердца не было!»
Бедная «галка» ничего не отвечала; уткнувшись
головой в подушку, она тихо рыдала. M-lle Эмма даже плюнула при виде таких телячьих нежностей и пообещала Анниньке немецкого черта.
Родиона Антоныча насильно уложили рядом с Лаптевым и заставили зацепить ногой барскую ногу.
Бедный Ришелье только сотворил про себя молитву и даже закрыл глаза со страху. Лаптев был сильнее в ногах Прейна, но как ни старался и ни надувался, — в конце концов оказался побежденным, хотя Родион Антоныч и не поставил его на
голову.
— Так! — сказала мать, кивая
головой. — Ах,
бедный…